Иоганн Рудольф Гангнус р. 20 февраля 1883 года, блестяще закончив гимназию в Риге, поступил в МГУ в 1902 году под именем Ивана Гангнуса, но вскоре, видимо, по желанию жены Анны Васильевны Плотниковой, стал именоваться Рудольфом Вильгельмовичем. До этой женитьбы был роман с латышкой красавицей (потом первой кинодивой Латвии) Скуинице. В Латвии осталась их переписка на латышском языке, к сожалению, сейчас малодоступная.

Под влиянием родственников жены Р.В. "баловался большевизмом", из-за чего закончил курс в университете с запозданием. (После гражданской войны вышел из компартии Латвии). Стал знаменитым математиком, автором учебников. Геометрию в СССР до войны учили не по Киселеву, а по Гурвицу-Гангнусу. В женский день в 1938 году Р.В. взяли прямо с урока, осудили за буржуазность его математики (что было засвидетельствовано, как мне рассказал потомок соавтора деда, математика Гурвица, на суде математиками Люстерником и Шнирельманом) и, отбив ему для порядка почки (резиновой дубинкой с прославленной маркой завода "Красный треугольник"),  отправили в Каргопольлаг. Потом ссылка в Муроме (преподавание в женской школе) и угасание в Москве. Ум. в 1949.

Его супруга Анна Васильевна Плотникова была из рода Данилевских-Разумовских (как и Маяковские).

Дети - Александр Рудольфович и Ирина Рудольфовна.

Дополнения по поводу ареста Р.В. (июль 2009)

Мне не удалось (как в случае с другим дедом Александром Александровичем Фогельманом) ознакомиться с материалами "следствия" и "суда" по "делу" деда Рудольфа. Хотя общее представление об атмосфере в стране вообще и в советской математике в частности можно получить по постперестроечным  материалам академического Института истории естествознания и техники. Академия наук СССР была лояльным советским учреждением, все кампании по шельмованию тех или иных научных направлений и учёных, спущенные из ГПУ-НКВД и ЦК, усердно подхватывались не только внедренными в академию большевистскими "академиками", но иной раз и настоящими  учеными. Жизнь в науке - это борьба, и искушение использовать для окончательного удара по многолетнему конкуренту и научному противнику мощь партии и государства, оружие марксистской идеологии, якобы способной давать полную и окончательную оценку целому научному направлению, было дьявольским искушением для слабых духом и моральными устоями, хотя порой и небесталанных ученых. И если в борьбе против генетики ведущую роль играли партийные недоучки и ограниченные слабым образованием "самородки-мичуринцы" типа Т.Д. Лысенко, то кампания в математике (первая партийная кампания шельмования в науке, начавшаяся еще в конце 20-х, под шумиху о "деле промпартии", и продолжавшаяся до 1938 года), поддерживалась и даже инициировалась не только партзасланцами в академию типа вице-президента Г.М. Кржижановского и Э.Я. Кольмана, но и такими известными учеными как Л.А. Люстерник и Л.Г. Шнирельман. Хотя, положа руку на сердце, можно признать, что не на высоте в тех проработках и дискуссиях были многие, в том числе и сами прорабатываемые, в их речах нередко можно проследить попытки обвинить во вредительстве и тех, кто на них нападал, и вообще людей посторонних, явно с целью отвести от себя силу главного удара на кого-то послабей и "понезначительней". Что-то в этом роде произошло, когда и нападающая сторона (в лице прежде всего Люстерника и Шнирельмана) и обороняющаяся (например, академик Н.Н. Лузин) вдруг оказались едины в ругани (не имеющей прямого отношения к высокой академической научной кухне) по поводу школьного учебника Гурвица и Гангнуса по планиметрии. Очевидно проглядывает в этих "дискуссиях" и замаскированная вражда, как сейчас бы сказали, на "национальной почве".  Математики делились на почти равноценные когорты, "еврейскую" и "великорусскую".  Возможно, вот-вот это должно было как-то обнаружиться и вызвать непредсказуемые и тогда еще нежелательные для режима последствия. И вот многошумная, много раз в "Правде" раздуваемая кампания оканчивается, вообще-то, пшиком. Лузина не тронули, дали жить и работать. Не тронули и Гурвица (он был преподавателем в школе, где учились Светлана и Василий Сталины), что привело со стороны деда к тяжелым подозрениям в отношении друга и соавтора. Пострадал засветившийся автор громких обличений в "Правде" и главный свидетель на суде над Р.В. Гангнусом Шнирельман. (Анонимный Кольман - не пострадал). Куратор Шнирельмана из органов, еще не успели деда увезти в Каргопольлаг, вызвал его на Лубянку и что-то такое сказал... В общем, отравился талантливый математик, член-корреспондент АН СССР, вечно ищущий врагов советской пролетарской математики. Вся компания увенчалась посадкой деда, который столь удачно для разрешения застарелого конфликта не был ни великороссом ни евреем, а был немцем. А Политбюро как раз только что - так удачно - издало тайное постановление для органов НКВД, что пора, давно "пора  погромить" (подлинные слова!) кадры из поляков, немцев и  еще кое-каких плохих национальностей (первая ласточка грядущих депортаций народов). Так все и устаканилось...

Не могу не привести в заключение заключительные слова исследования С. С. Демидова  и Б. В. Лёвшина:

«Дело» (в кавычках или без оных) — предприятие коллек-
тивное и ответственность за него несут все, в нём участвующие. И никогда нельзя
сказать — кто большую? Хотя на долю одних выпадает больше (успеха или неудач),
других — меньше. Мир несправедлив! И заранее никогда не скажешь — как кому обер-
нётся в итоге та или иная жизненная история: травимый в 1936 году академик Нико-
лай Николаевич Лузин сравнительно благополучно закончил жизнь в 1950 году в своей
московской квартире на Сретенском бульваре, а творившие над ним суд Непременный
секретарь Академии Н. П. Горбунов и член-корреспондент Академии блистательный
Л. Г. Шнирельман уйдут из жизни в 1938 году — первый будет расстрелян как враг
народа, второй, возвратившись с «беседы» в НКВД, пустит газ в своей квартире.