4-06-08

Послезавтра маме 95 лет. Родилась в день рождения Пушкина, что для меня - не просто так.

Она была по-настоящему творческим человеком. Это проявилось в одной, довольно-таки узкой области науки геологии, металлогении, но уж на всю катушку. Она ушла  на пенсию, да и умерла достаточно поздно после тяжкой болезни, но для всех нас было бесспорно, что ее конец был ускорен концом ее науки - российская геология и сейчас пребывает в постыдном провале, какого не было никогда. Даже в годы гражданской войны и военного коммунизма экспедиции снаряжались и новаторские монографии выходили, а сейчас даже газовая и нефтянка (на коих держится наше нынешнее дутое процветание) деградируют, что уж говорить о каких-то там металлах или вообще тектонике.

Она рано начала мне в подробностях рассказывать о бурлящих в ней идеях и последних находках - в Казахстане, в Забайкалье, в Кузнецком Алатау. Брат Володя любит вспоминать об одном из таких разговоров. Мама прямо с поезда или самолета, обедает дома, где не была с полгода, рассказывает мне, размахивая вилкой, о своих любимых брекчиях балейского типа, которые она обнаружила в Казахстане и тем воскресила почти уже законсервированный старый золотой рудничок.  Я в  курсе (был с ней в Балее, знаю эти брекчии, болею за идею), раскрыв рот, забывая о еде, слушаю. Ну и брат здесь же, но ему не так интересно и он сохраняет способность видеть и оценивать реальность. И он видит, что мама, не прекращая кульминационный момент рассказа, полумашинально показывает мне рукой на что-то рядом со мной, что ей нужно подать. Я  послушно протягиваю руку и, не глядя, подаю маме то, что там стоит. Она берет и еще какое-то время говорит, но вдруг ее взгляд падает на поданный мной предмет. Жалобно смотрит на меня - не то я подал. Немая сцена. И вдруг все заходятся в хохоте. Она показывала, конечно, на папиросы "Беломор" (она тогда еще во всю курила, а пачка лежала рядом со мной), а я подал предмет покрупней. Это был... утюг времен коммунальных кухонь - чугунная штучка весом 4.5 кг. Утюг грели на газу и гладили. Я качал мышцы - собирал четыре утюга со всех столов на коммунальной нашей кухне в жуткой, но такой милой трущобе на Первом Щемиловском и упражнялся. Поэтому утюг и оказался в комнате, где ему было, конечно, не место и где он стал героем этого воспоминания. 

    Мама была еще жива, и ей исполнялось 90. Газета Neues Leben - тогда она еще выходила на довольно приличном уровне - отметила это событие - поместила этот портрет и нижеследующий текст.

 Горный директор третьего ранга Н.А. Фогельман в 1951 году

6 июня исполняется 90 лет доктору геолого-минералогических наук, матери, бабушке и прабабушке Наталии Александровне Фогельман. Анализ ее заслуг в науке не входит в компетенцию нашей газеты, но несколько цитат из постановления ученого совета ЦНИГРИ - института, где она проработала с перерывами более 60 лет, стоит привести и здесь, с комментарием родственников.    "Во время   обучения в Ленинградском горном институте Наталия Александровна была единственной девушкой в студенческой группе".

Добавим: именно в то время арестовали по ложному политическому обвинению ее отца, российского немца, одного из первых русских автомобилистов (и автогонщиков) Александра Александровича Фогельмана. Органы вели сложную игру, пытаясь с помощью шантажа и угроз вынудить ее "раскрыть антисоветчиков" в упомянутой студенческой группе и одновременно угрожая отцу репрессиями против его дочери, если он не признается в своем антисоветском заговоре в Астраханской глубинке. Оба устояли, а отец, частично взяв на себя несуществующую вину и получив срок по 58 статье, ухитрился выторговать за это право дочери на дальнейшую учебу в вузе: ее внезапно оставили в покое. (См. также)

Еще деталь (ДОБАВЛЕНИЕ 2009 ГОДА): Устоять в почти каждодневной борьбе с давлением органов маме помог ее соученик N, имя его, к сожалению, я забыл. Он каждый день ждал "единственную девушку студенческой группы" по дороге из ленинградского ГПУ и проводил с ней что-то вроде сеанса реабилитации, разбивая неумолимую последовательность действий опытных и беспощадных вербовщиков. При этом никаких резких высказываний быть не могло: все шло на уровне: "Да куда тебе, да ты не годишься, тебе же учиться надо." Ну и т.п. И однажды гпушный куратор сказал в раздражении: "Уходите и можете больше не появляться. И здесь и в институте." Шла вся в слезах. И снова ее друг (из бывших, "белый воротничок", как тогда говорили) спокойно  поправил: "А ты иди!" Пришла в институт - все тихо, зачет приняли. И дальше - ни гу-гу. А друга (кажется он был и ее первой любовью) скоро забрали, еще до защиты диплома - и с концами. Это точно - совершенно случайно она  наткнулась на улице на блестящего офицера НКВД в не самом низком чине и узнала в нем другого своего одногруппника. Зачем еще и я им понадобилась, - мелькнуло в голове. И еще многое мелькнуло... Как бы мимоходом навела разговор о том, кто теперь где (дипломы все уже получили). И не без злорадства было сказано, что N "плохо кончил. Совсем плохо". Чем кончил этот ее одногруппник с ромбами, мама не узнала, да и не интересовалась.    

"Свои первые геологические исследования Наталия Александровна провела на Березовском золоторудном месторождении...".

Добавим: там, в этом пригороде Свердловска, она познакомилась с будущим мужем, геологом и поэтом Александром Рудольфовичем Гангнусом, там же родился и ее первый сын, теперь (тогда-А.Г.) член президиума ФНКА российских немцев и писатель Александр Гангнус. Другой сын, давно известный читателю NL по художественным фотоработам, Владимир, тоже родился на руднике, только на другом и позже - такова геологическая судьба... Это был уже Казахстан, и долгие годы крупнейший советский специалист по рудному золоту Наталия Александровна Фогельман была куратором этой отрасли казахстанской геологической науки от Министерства геологии СССР.

"Огромный опыт..., широкая эрудиция и яркий творческий талант Н.А. Фогельман обеспечили значительный вклад в развитие минерально-сырьевых баз России и других стран СНГ..."    "В 1966 г. Н.А. Фогельман защитила докторскую диссертацию на тему "Мезозойские структуры области активизации Забайкалья и закономерности размещения золоторудных районов".

На ее счету несколько монографий - своих и в соавторстве - и около 80 статей, огромное число оставшихся в рукописи "секретных" неопубликованных исследований, она вырастила целую плеяду ученых-учеников... 50 полевых сезонов. Сыновья как-то подсчитали, что за свою жизнь их мать обогнула пешком земной шар два с половиной раза! И не в кроссовках, а в тяжелых спецовских бахилах.    Когда-то, в минуту тяжелых научных сомнений, в разгар войны, она обратилась с письмом за советом к совершенно незнакомому великому российскому геологу академику В.А. Обручеву (тоже, кстати, российскому немцу по происхождению.  Немцы-российские геологи - особая огромная тема...) И она, рядовой тогда геолог из казахстанской глуши, получила этот совет, подробнейший и добросовестный, давший ей путеводную нить на всю жизнь. И сама она всегда старалась быть столь же безотказной в совете и в примере, и для своих детей, и внуков, и для учеников, научных своих последователей.   Сейчас в совете и заботе нуждаются не отдельные геологи, а наука в целом. Некогда могучая российская геология, наука, работающая на будущее страны, переживает чудовищный кризис. Это, мягко говоря, не способствует оптимизму и здоровью таких людей, как Н.А. Фогельман... Не знаем выхода, но надеемся, что не все одаренные люди уйдут в торговлю... Что не сбегут из страны, бросив наработанное за века, как это произошло с большей частью народа российских немцев.    Редакция и руководство ФНКА поздравляют Наталию Александровну Фогельман и ее родных со славным юбилеем...

- А что будет если он...

Мать отвечает:

- А то и будет. Вон он стоит, тебя поджидает.

И тут же сама испугалась. Медведь стоял прямо у них на пути. Побежали, и еще несколько раз бежали стремглав, что мохнатым соседям, видимо, даже нравилось. Пожаловались приставленному к ним проводнику, местному охотнику, раз в неделю навещавшему "спедицию" с котомкой продуктов. Тот не стал смеяться, а вполне всерьез посоветовал курить, хоть понарошку - медведь табаку не переносит. И оставил курева. Задымили - и страхи кончились, медведи нашли себе другое развлечение. Дымили поначалу и вправду понарошку, потом втянулись. А осенью - попытались обе прекратить, да не тут-то было...

На этом снимке мама в Средней Азии - там было несколько практик от Ленинградского горного.

 Частенько мать просыпалась с веселым смехом - ей приснился очередной "дурацкий сон". Почти ничего не помню. Отмечу только, что это были сны творческого человека - главным образом всякие геологические штучки и идеи, доведенные подсознанием до забавного абсурда. Или стихи (в молодости писала). Или фразы. Одна - не забылась, больно подходила, для всей нашей тогдашней, да и сегодняшней жизни:

"ВНЕЗАПНО УПАВШИЙ ВЕРБЛЮД МАТЕРИАЛЬНОГО БЛАГОПОЛУЧИЯ"

С отцом они познакомились в Крыму за десять лет до моего рождения, в 1929 году. 16-летняя мама была, по-моему, под надзором старшей сестры и, кажется, уже была принята в Ленинградский Горный. Компания молодых людей крутилась около и один из них, "уже взрослый", 19-летний Саша Гангнус клеился явно к рослой, но еще весьма желторотой маме и совершенно потряс ее долгими и очень умными объяснениями, почему он лично не разделяет платформу Троцкого. И, собственно, всё. Потом 9 лет не виделись, за это время оба окончили институт, папа женился на своей первой жене Зине Евтушенко, стал отцом будущего больше чем поэта. У мамы дважды посадили отца А.А. Фогельмана и тем свели его в могилу. Мама стала работать в ЦНИГРИ в Москве, отправилась в экспедицию на старый золотой прииск Березовский и там некая команда молодых геологов пришла к подружкам геологиням на вечеринку, привела новенького. Это был Саша Гангнус. Он опять стал надувать щеки и солидно рассуждать - о чем-то на сей раз специально геологическом, но тут мама напомнила о давнем разговоре на Крымском пляже. Папа воскликнул:

- Наташа!

И дальше был стремительный роман. Папа не явился к прежней семье из этой экспедиции. Они тянули сколько могли в Березовске, где я и родился. Ещё из теткиных мемуаров:

Но уже в 1940 вся семья переехала в Балашиху к бабушке Анне Васильевне вместе с нянькой, 16-летней уральской татаркой Ниной Шарафутдиновой. На этом снимке - единственное лето 1952 года, когда оба мои родителя были не в поле и оказались вместе в отпуске на море. Над мамой сгустились тучи - на сей раз неприятности были из-за фамилии Фогельман (мама сохранила фамилию своего отца после замужества). Немцы были в ссылке, но тогда уже искали и находили скрытых евреев. Фогельман - и не в ссылке? - Значит, еврейка! Так рассуждал некто Рудый, работавший тогда в институте начальником отдела кадров. Это было не по адресу, но официально увольнялся "горный директор третьего ранга", крупный специалист по геологии рудного золота "за невозможностью использования".  При этом никто ничего не говорил и оспаривать что-то было бесполезно. Совместный отпуск должен был склеить намечавшуюся трещину в браке, но, как говорила мне мама, скорее, сделал ее очевидной для нее - папа как-то не сумел поддержать жену, мать своих детей в этом странном подвешенном состоянии. В марте 1953 умер Сталин, мать немедленно восстановили на работе по приказу Маленкова (увольнявший ее Рудый куда-то исчез), оба снова поехали в экспедиции, но по приезде папа в квартире у Серпуховки уже не появился, они уже не были мужем и женой.

Справедливость иногда торжествует... В годы хрущевской оттепели Теодор Максович Дэмбо, друг  семьи, друг юности и коллега мамы, выгнанный "на еврейской волне" еще до мамы из того же института, замечательный мужик и классный геолог, доктор наук, едучи в троллейбусе, вдруг увидел на табличке, что пассажиров троллейбуса везет тов. Рудый. И инициалы совпадали. Протолкался специально к кабине. Он!  Тот, перед которым трепетали академики. Мы все тогда поверили, что оттепель - навсегда...

Здесь мама - ленинградская студентка - с Дмитрием Петровичем Резвым, другом юности да и всей последующей жизни, крупным геологом, с 50-х - профессором Львовского у-та. В его университетской квартире и сейчас живут его потомки. Дядя Дима - из старинной дворянской семьи - сыграл важную роль, когда на маму был оказан гпушниками нажим при аресте деда, поддержал в минуту растерянности - и позднее, при аресте тёти Люси (Елены Александровны Фогельман), в частности, ухитрился добыть для нее самого настоящего адвоката, сумевшего сильно ослабить жесткость последовавших после суда этапа и ссылки (это стало возможно после отстранения наркома Ежова).